Причиной, по которой я начал писать цикл работ, посвященных поиску общего знаменателя или стержня, который позволил бы нам переорганизовать вокруг него то что мы знаем о нашей Родине – так, чтоб во всем этом наконец выступил ясный смысл, который я уверен есть, и чтобы мы потому смогли двинуться вперед – была прочитанная мною летом 2014 года строчка в желтой газетенке Торонто, издаваемой на рекламные деньги корпораций, а потому повсеместно раздаваемой бесплатно в метро. Там я прочитал, что «наши санкции несомненно позволят поставить тощую экономику России на колени». На колени, вот значит как.

Пока я намерен публиковать только свои работы (или, отдельно, выполненные мной переводы). Я полагаю, что усилие охватить пониманием происходящее со страной, усилие держать во внимании сколько-нибудь развернутый текст, который пишешь, и усилие следить за подобным когда читаешь есть сходные движения мысли. Конечно, читать с упомянутым усилием стоит только того, кто говорит свое; и это должна быть не реплика, а последовательность тем, текст. Стараться вникнуть это словно запрыгивать на ходу – вы так догоните поезд, сумев в конце концов вскочить на очередные ступеньки, но просто отдельный вагончик вы не догоните. С другой стороны – в устной речи в основном отражается сам говорящий, но в текстах в самом деле отражается предмет. Я потому ничего совсем не жду от коротких обменов мнениями в социальных сетях, и в самих сетях не участвовал и не участвую. Если кому-то уже трудно долго читать подряд страницу за страницей, я тут уже не могу помочь.

Мне кажется, откровенное давление Запада, санкции и военные маневры не представляют главной опасности. Этим Россию не разрушить. Опасна другая разруха, которая, как говорил незабвенный профессор Преображенский – в головах. И прежде всего в головах гуманитариев. Уже в связи с Бесланом, а потом в связи со взрывами в московском метро, обнаружилось, что людям, которые представляются «экспертами», занимают относящиеся к сфере человекознания кафедры в Москве, и чаще всего получили свои докторские степени где-нибудь в районе 1990 года – совершенно нечего сказать. То есть эти оснащенные всеми возможными титулами и званиями персоны, пытаясь по долгу службы прокомментировать события и дать рекомендации, продемонстрировали – по крайней мере те, интервью с которыми мне случалось за последние 15 лет читать в Интернете – свое полное бессилие. И сегодня, два последних года конкретно, они столь же бессильны что-либо объяснить или предложить пытающемуся собраться с силами народу. Собственно, это проблемы метода: после того, как культурно-историческая онтология деятельности и смысла упала вместе с Советской властью, не было как кажется представлено вообще ничего. Дело, значит, за прошедшие с 1990 года 25 лет зашло далеко – потому мне сейчас было б неправильно рассчитывать особенно многих убедить тем что я пишу; можно только надеяться инициировать, своими работами, дискуссию, и только мечтать оказаться способным придать этой дискуссии направление. В конце мы будем знать, что делать – но сейчас мы, так уж получилось, только в самом начале.

Социальная философия – не моя специальность, и честно говоря я всегда рассматривал ее как нечто второстепенное, и думал, что мое дело это теория познания. «Но» — как выразился Юрий Шевчук еще во время, когда мы несомненно были единомышленниками – «оторвал нас от проблем тяжелый крик Тревоги». Хорошо будет когда-нибудь вернуться к прежним занятиям.